так и не пошевелился в кресле, как будто прирос или заснул. Изредка он поднимал апатичные глаза, взглядывал на чтеца и опять опускал их. Он, по-видимому, был равнодушен и к этому чтению, и к литературе, и вообще ко всему вокруг себя”. Наконец, в авторской исповеди Гончаров прямо заявляет, что образ Обломова не только результат наблюдения окружающей среды, но и результат самонаблюдения. И на других писатель с первого раза производил впечатление Обломова. Анджело де Губернатис таким образом описывает внешний вид романиста: “Среднего роста, плотный, медленный в походке и во всех движениях, с бесстрастным лицом и как бы неподвижным (sреnto) взглядом, он кажется совершенно безучастным к суетливой деятельности бедного человечества, которое копошится вокруг него”. И все-таки Гончаров — не Обломов. Чтобы предпринять кругосветное плавание на парусном корабле, нужна была решительность, всего менее напоминающая Обломова. Не Обломовым является Гончаров в наших глазах и тогда, когда мы знакомимся с тою тщательностью, с которою он писал свои романы, хотя именно вследствие этой тщательности, неизбежно ведущей к медленности, современники и заподозрили писателя в обломовщине, видя авторскую лень там, где на самом деле велась интенсивная умственная работа. Конечно, перечень сочинений писателя не очень обширный. Сверстники Гончарова — Тургенев, Писемский, Достоевский — меньше его жили, а написали гораздо больше, но зато как широк захват у Гончарова, как велико количество беллетристического материала, заключающегося в трех его романах! Еще Белинский говорил о нем: “Что другому бы стало на десять повестей, у Гончарова укладывается в одну рамку”. У писателя мало второстепенных вещей; только в начале и в конце своей 50-летней литературной деятельности — значит, только до того, как он размахнулся во всю ширь, и только после того, как его творческая сила иссякла — он писал свои немногочисленные маленькие повести и этюды. Между живописцами есть такие, которые могут писать только широкие холсты. Гончаров — из их числа. Каждый из его романов задуман в колоссальных размерах, каждый старается воспроизвести целые периоды, целые полосы русской жизни. Невозможно написать много таких вещей, не впадая в повторения и не выходя за пределы реального романа. Писатель воспроизводил в своих произведениях то, что сам видел и наблюдал. В обоих Адуевых, в Обломове, в Штольце, в бабушке, в Вере и Марке Волохове он воплотил все те характерные черты пережитых им периодов русского общественного развития, которые он считал основными. А на миниатюры, на отдельное воспроизведение мелких