магическое влияние. Женщина сознательно пытается привить себе поэтическое чувство.

Понимание безнравственности жизненных условий, в которые поставлена Эмма Бовари, не мешает писателю довольно сурово осуждать героиню за ее “сентиментальные причуды”, столь чуждые ей как положительной натуре, “положительному духу”. Флобер колеблется между жалостью к Эмме как к жертве развратившей ее мещанской среды и чувством сурового осуждения Эммы как олицетворения фальши, эгоизма и сентиментальных причуд. Искреннее сострадание к героям переплетается с иронией по отношению к ним.

Писатель вводит читателя в самую суть формирования “романтического идеала”. В начале романа Эмма полна глухого и неопределенного беспокойства, смутного недовольства жизнью. Она ищет нечто, что могло бы ее противопоставить окружающему. Есть идеальное устремление, которое воплощается в образе Парижа.

Эмма приобретает план столицы, и тогда “ее Париж” наполняется названиями улиц и бульваров. Но идеал остается все еще слишком абстрактным, тогда на помощь привлекаются журналы с подробностями великосветской жизни, и идеал Эммы приобретает конкретные законченные формы. Флобер пишет: “В своих желаниях Эмма смешивала чувственные утехи роскоши с сердечными радостями, изысканность манер с тонкостью чувств”. И даже после бегства Родольфа Эмма не теряет своих иллюзий. Вторично встретив Леона в Руане “Эмма много распространялась о ничтожестве земных чувств в вечном уединении, где остается погребенным сердце”. Леон охотно включается в эту игру, и собеседники состязаются в выражении самой безрадостной меланхолии. Когда же Леон вырывает у Эммы признание в любви, сразу же меняется направление беседы — в высоких фразах уже нет необходимости. В этом отношении показательна сцена в Руанском соборе. Эмма, цепляясь за остатки добродетели, молится, ища спасения у бога. А Леон, который мыслит штампами бульварной литературы, считает такое поведение Эммы всего лишь удачной находкой, придающей пикантность их свиданию. Первоначальный “идеал безрадостного существования” перерождается в разнузданный, грязный образ жизни. Флобер проник в тайники мещанского поэтического чувства, которое зарождается как противоположность грубой реальной жизни, чтобы закончиться низменной и грязной реальностью.