Пользовательского поиска
|
суда шныряли у
итальянских берегов и всерьез тревожили соотечественников Петрарки как
возможный фланг грядущего турецкого наступления, которого в Италии с трепетом
ждали в течение двух веков.
Рядом
вырисовывается фигура младшего современника Петрарки — автора «Де камерона»
Джованни Боккаччо, создателя многих прекрасных поэтических произведений, в
которых четко прослеживается путь от поздней рыцарской поэзии, процветавшей при
дворе неаполитанского короля Роберта Анжуйского, где прошла юность Боккаччо, до
очаровательной пейзажной живописи его пастушеских идиллий «Амето» и «Фьезоланские
нимфы».
Пятнадцатый
век принес много нового в итальянскую поэзию. К этому времени патрицианские
фамилии стали постепенно захватывать власть в городах, которые из купеческих
государств-коммун преображались в герцогства и княжества. Сыновья флорентийских
богачей, например знаменитого банкирского дома Медичи, щеголяли гуманистической
образованностью, покровительствовали искусствам и сами были не чужды им.
Поэты-гуманисты создавали латинские стихи в расчете на образованных читателей.
Под пером таких талантов, как Анджело Полициано, возродился на потребу
городской знати культ галантных рыцарей и прекрасных дам. Город-коммуна,
оборонявший свои права от тяжелой хватки дома Медичи, ответил на возникновение
новой аристократической культуры бурным развитием народной сатирической и
бытовой песни; над романтическим увлечением феодальным прошлым глумился Пульчи
в героикомической поэме «Большой Моргант». Однако и во Флоренции, и, в
особенности, в Ферраре — столице-крепости герцогов д'Эсте, возродилась в
обновленном варианте любовно-приключенческая рыцарская поэма. Граф Маттео
Боярдо, а позднее, уже в XVI веке, феррарский поэт Лудовико Ариосто в изящных
октавах повествуют о неслыханных подвигах и приключениях рыцаря Роланда
(Орландо), который превратился из сурового героя средневекового эпоса в
обезумевшего от ревности пылкого любовника. Обращаясь к фантазии разных веков и
народов, Ариосто создал произведение, в котором многое предвещает «Дон-Кихота».
Сквозь его шутливые строфы прорывается горькая ирония, печальная насмешка над
порядками и нравами герцогской Феррары.
Зловещие тени реакции довольно быстро ползли по вечерним пасторальным пейзажам Италии, украшенным древними и новыми руинами, напоминавшими о том, что из-за отсутствия национального единства пришлось уступать любому чужеземцу: и немецким ландскнехтам Карла V, и «веселому королю» Франциску I