он наконец добился той возможности быть самим собой, которую так отстаивал в молодые годы, хотя его всегда не устраивала перспектива превращения в некую общественную фигуру.

С первых слов Нобелевской лекции он настоятельно рекомендует себя человеком частным и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитающим. Однако частный человек — это тоже общественная роль и, при всей своей скромности, одна из самых высоких, если не самая высокая в обществе. И вдобавок самая труднодоступная.

Государство, политика, предрассудки, деньги стремятся вклиниться в частную жизнь. Мечта каждого настоящего поэта, идеал каждого настоящего интеллигента — остаться в любых условиях независимым и свободным. Иногда это им удается только ценою собственной жизни.

По счастью, И. Бродскому не пришлось отстаивать свое право быть только тем, кем ему велит его понимание Божьего Промысла, такой ценой. Он без видимого усилия миновал также и все соблазны хоть раз покривить душой во имя пайкового благополучия. А на этих соблазнах утратили душу многие, желавшие именоваться поэтами, и сделались просто орудиями рифмованной конъюнктуры, меняясь с переменами моды и политических ветров.

И. Бродский, достигнув безусловного признания как поэт, провозгласил себя всего лишь орудием русского языка. Он утверждает, что всего лишь исполняет свой долг по отношению к родному языку. Если вспомнить, что сначала было Слово, и Слово было Бог, то в таком же смысле все настоящие поэты всего лишь орудие своего родного языка.

Примем эти постулаты Бродского и попробуем бегло проследить, как именно поэт сумел добиться высокого положения истинно частного человека, оставаясь при этом неизменно всего лишь орудием языка.

Первые получившие известность стихи И. Бродского конца пятидесятых и начала шестидесятых годов написаны как бы нарочно против всех принципов хозяйничавшего безраздельно в совдеповской литературе соцреализма. Однако это была не нарочитость поэта, а просто естественная человеческая литературная позиция. Он готов был разделить нежданно открытый им в себе дар с любым числом благожелательных читателей, или, точнее сказать, слушателей. Ибо стихи, случайно или в силу безнадежности их напечатать, оказались легко воспринимаемыми на слух. И многие из стихов Иосифа Бродского того времени: "Ни страны, ни погоста...", "Плывет в тоске необъяснимой..." — быстро и надолго