мироздание (7 печатей — 7 дней творения). Сыну Божию — победителю в борьбе с дьяволом и искупителю человечества — вверяются судьбы мира. “"Снять" эти "печати" — значит изменить мир так, что прежние определения Божии о нем перестанут действовать, т.е. преобразить его”. С момента Боговоплощения мир подошел к тому эсхатологическому рубежу, когда естественные законы превозмогаются силой Божией. Космос проходит через горнило преображающего и очищающего апокалиптического огня, чтобы предстать пред Господом в качественно ином виде — просветленном и обоженном (см. Откр. 21 – 22).

Непосредственно после снятия последней печати (Откр. 8) св. Иоанну Богослову открываются события, происходящие в связи с трубными гласами семи Ангелов. Затем, после обширного отступления (борьба сатаны и антихриста с верными, возглавляемыми Христом), св. апостол вновь обращается к седмиричным образам: он описывает излияние “семью Ангелами” “семи чаш гнева Божия на землю” (Откр. 16; 1). Одна из главных экзегетических проблем “Откровения” состоит в отношении к этим трем последовательным седмерицам. Представляют ли они описание одних и тех же событий, “воспринимающихся различно с разных духовных точек зрения”, соответствующих разным степеням духовного восхождения тайновидца, или же “между ними существует более сложное и таинственное соотношение, их между собою одновременно сближающее, но и разнящее”? Однозначного ответа на этот вопрос быть не может, т. к. само повествование предрасполагает к различным толкованиям, и тайнозритель не дает окончательного и бесспорного ключа к раскрытию образов “Апокалипсиса”. Но необходимо избегать крайних точек зрения, когда последовательно сменяющиеся апокалиптические картины толкуются или в качестве “аллегорического тождесловия... повторения однажды уже сказанного общего содержания”, или как конкретные исторические картины, до времени зашифрованные. Типологический подход отчасти разрешает это противоречие. Видение за “печатями”, “трубами” и “чашами” пророчеств, характеризующих общее течение истории, не исключает и возможности их конкретного исторического воплощения. Более того, мы не должны размывать пророчества ап. Иоанна до общих бессильных фраз “духовным толкованием”, т. к. во все послеапостольские времена пришествие “человека греха, сына погибели, противящегося и превозносящегося выше всего, называемого Богом или святынею” (2 Фессал. 2; 3 – 4) и кончина мира связывались именно с образами “Откровения”, а параллели им можно найти на протяжении всего Нового Завета.