Пользовательского поиска
|
Однако
характерным для этой связи является как раз то, что она была полна изломов и
необычностей: несмотря на все свои мелкобуржуазные наклонности, он в
действительности не принадлежал к этому миру, во всяком случае, его корни
никогда не достигали тут достаточной глубины, чтобы он разглядел
ограниченность, присущую ему. По этой же причине его оборонительная реакция и
была преисполнена таких неприязненных чувств, и поэтому-то он довел оборону
мира, о защите которого говорил, до разрушения этого мира.
И
все же, поразительным образом этот обращенный в прошлое, совершенно очевидно
сформированный XIX веком человек вывел Германию, равно как и немалые части
зараженного его динамизмом мира, в XX-е столетие: место Гитлера в истории куда
ближе к великим революционерам, нежели к тормозившим ее, консервативным власть
имущим. Конечно, свои решающие стимулы Гитлер черпал из стремления
воспрепятствовать приходу новых времен и путем внесения великой,
всемирно-исторической поправки вернуться к исходной точке всех ложных дорог и
заблуждений: он — как он сам это сформулировал — выступил революционером против
революции. Но та мобилизация сил и воли к действию, которых потребовала его
операция по спасению, чрезвычайно ускорила процесс эмансипации, а
перенапряжение авторитета, стиля, порядка, связанное с его выступлением, как
раз и ослабило взятые ими на себя обязательства и привело к успеху те
демократические идеологии, которым он противопоставлял такую отчаянную энергию.
Ненавидя революцию, он стал, на деле, немецким феноменом революции.
Конечно,
уже с 1918 года в Германии шел процесс перемен. Но этот процесс проходил
половинчато и чрезвычайно нерешительно. И только Гитлер придал ему ту
радикальность, которая и сделала процесс по сути революционным и кардинально
изменила застывшую и удерживаемую в рамках определенных авторитарных социальных
структур страну. Только теперь, под воздействием притязаний фюрерского
государства, рухнули почтенные институты, были вырваны из привычных связей
люди, устранены привилегии и разрушены все авторитеты, не исходившие от самого
Гитлера или не санкционированные им. При этом ему удалось либо погасить страхи,
которые сопровождают обычно разрыв с прошлым, либо преобразовать их в энергию
на пользу общества, поскольку он умел достаточно достоверно преподнести себя
массам в качестве всеобъемлющего авторитета, но главным тут явилось то, что он
ликвидировал наиболее конкретную форму проявления страха перед революционным
будущим.