Пользовательского поиска
|
Действительно, такая возможность
существовала – офицерский чин (подпоручик) и чин в гражданской службе
(коллежской асессор) давали их обладателям право на получение потомственного
дворянства, а вместе с ним и возможность занимать сколь угодно высокие посты в
империи и приобретать какое угодно число крепостных.
Право на дворянство давало и
награждение орденом. К 1825 году выходцы из непривилегированных сословий
составляли в среде высшей бюрократии около 15 процентов. Сложившаяся система
настолько могущественна, проницательно замечает
Кюстин, что даже сам император в значительной степени находится в руках
бюрократов: «И, как это не звучит парадоксально, самодержец всероссийский часто
замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором
он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел.
Этот предел положен ему бюрократией,
силой, страшной повсюду, потому, что злоупотребление ею именуется любовью к
порядку, но особенно страшной в России».
И уж совсем как сбывшееся пророчество
звучат слова Кюстина, заключающие эту мысль: «Когда видишь, как императорский
абсолютизм подменяется бюрократической тиранией, содрогаешься за участь страны.
Где расцвела пышным цветом административная система, насажденная империей
Наполеона в Европе».
Если сделать поправку на естественную
неприязнь Кюстина к Наполеону и установленным им во Франции буржуазным
порядкам, то нельзя не поразиться его удивительной политической прозорливости в
отношении дальнейшей судьбы нашего отечества.
Необыкновенно близок к истине был
Кюстин и тогда, когда говорил об ограниченности всевластия императора
бюрократией. Автор «России в 1839 году», видимо, не догадывался, какое
блестящее подтверждение его словам начала готовить история в это время.
Дело в том, что именно в 1839 году
приступил к работе специальный Секретный комитет, составленный из высших
чиновников империи, которому было поручено императором разработать план
постепенного освобождения крепостных крестьян в России. После восстания
декабристов идеи политической реформы были решительно отвергнуты
правительством, крестьянский же вопрос, напротив, постоянно был предметом
обсуждения.