утверждает писатель, — это  целый мир, сотворённый автором и эта космологическая структура живёт по своим законам и требует от автора их соблюдения: «Персонажи должны подчинятся законам мира, в котором они живут. То есть писатель пленник собственных предпосылок» [там же, с. 440]. У. Эко пишет об игре автора с читателем, которая обгораживает пишущего от читающего. Она «состояла в том, чтобы как можно чаще  высвечивать фигуру Адсона в старости, давать ему комментировать то, что он видит и слышит в качестве молодого Адсона… [там же, с. 444]. Фигура Адсона важна и потому, что он, выступая в качестве участника и фиксатора событий, не всегда понимает и не поймёт в старости того, о чём пишет.  «Моя цель была, — замечает автор, — дать понять всё через слова того, кто не понимает ничего» [там же].

У. Эко в «Заметках…» подчёркивает необходимость объективного изображения действительности. «Искусство есть побег от личного чувства», ибо литература призвана «сотворить читателя», того, кто готов играть в игру автора. Читатель, естественно, интересуется сюжетом, и тут сразу бросается в глаза, что «Имя розы» — детективный роман, но он отличается от других тем, что «в нём мало что выясняется, а следователь терпит поражение» [там же, с. 454]. И это не случайно, замечает У. Эко, так как «у книги не может быть только один сюжет. Так не бывает» [там же, с. 455]. Автор говорит о существовании нескольких лабиринтов в его романе, прежде всего маньеристического, выход из которого можно найти методом проб и ошибок, но Вильгельм живёт в мире ризомы — сетки, в которой линии – дорожки пересечены, следовательно, нет центра и выхода. Особое внимание уделяет писатель иронии, которую называет метаязыковой игрой. В этой игре может участвовать писатель, воспринимая её совершенно серьёзно, даже иногда не понимая её. Вывод автора состоит в следующем: «существуют навязчивые идеи; у них нет владельца; книги говорят между собой и настоящее судебное расследование должно показать, что виновные — мы» [там же, с. 467].

С самого начала романа автор вступает в игру с читателем и текстом (характерная примета постмодернизма), ибо уже первая глава вступления имеет выразительное название «разумеется, рукопись», дескать, все и всегда так начинали, вспомните традицию (Ж.-.Ж. Руссо «Юлия или новая Элоиза», Э. По «Рукопись, найденная в бутылке», А. С. Пушкин «Повести Белкина», М. Ю. Лермонтов  «Герой нашего времени» и др.). Подробно и «на полном серьёзе» У. Эко рассказывает о том, как попала к нему рукопись монаха — францискианса