только и не столько жалеет их, сколько пытается понять, в чем причина их долготерпения, где его предел и есть ли он:

Где народ, там и стон... Эх, сердечный!

Что же значит твой стон бесконечный?

Ты проснешься ль, исполненный сил,

Иль, судеб повинуясь закону,

Все, что мог, ты уже совершил,

Создал песню, подобную стону,

И духовно навеки почил?.

“Размышления у парадного подъезда”, 1858 г.

Одним из главных духовных ориентиров Некрасова был Лермонтов. Вспомните горестную лермонтовскую “благодарность”: “За жар души, растраченный в пустыне”; вспомните его Пророка осмеянного, побиваемого каменьями за то, что посмел провозглашать “любви и правды чистые ученья. Та же мука впустую растраченного душевного жара, то же неизбывное страдание пророка, не услышанного своим народом, не узнанного им, звучат в каждой строке некрасовской “Элегии” 1874 года.

В “Элегии” поэт передает свое глубокое сочувствие горькой доле народа. Сердечное успокоение поэту может дать только сознание того, что он служит народу. Здесь он ищет ответа на “тайные вопросы”, которые кипят в его уме: легче ли стала крестьянская страда, внесла ли свобода “перемену в народные судьбы, в напевы сельских дев”? Эти риторические вопросы свидетельствуют о глубоком знании поэтом жизни народа. Он прекрасно знал жизнь крестьянства и, как истинный патриот, видел в народе подлинную силу и верил в его способность обновить Россию:

Вынесет все — и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе...