Сила этого произведения заключается, с одной стороны, в высоких идеях, мыслях и чувствах гражданина — патриота, борца, с другой стороны — в раскрытии пагубности для человека, гражданина и поэта отступления от долга, от служения родине, народу.

Глубокий духовный конфликт поэта, в котором он постоянно исповедовался читателю, заставлял его искать среди предшественников и современников свой идеал, неустанно созидать высокий образ “рыцаря без страха и упрека”. Таким идеалом человека новой эпохи стал для Некрасова Добролюбов, в облике которого поэт прежде всего выделяет подчинение личной жизни высоким общественным целям, интересам народа, готовность к самопожертвованию:

Суров ты был, ты в молодые годы

Умел рассудку страсти подчинять,

Учил ты жить для славы, для свободы,

Но более учил ты умирать.

Некрасов восхищается его духовной чистотой, революционным патриотизмом, верой в высокий идеал. Все это сочетается в образе Добролюбова с разумом, прозорливостью:

Какой светильник разума угас!

Какое сердце биться перестало!

Образ героя в творчестве Некрасова постоянно меняется: ведь меняется время, меняется Россия, меняется и сам поэт. Особые черты обретает этот герой в пореформенную эпоху, в некрасовском творчестве 60-х годов.

Прошло совсем немного времени после проведения демократических реформ — и стало ясно: общество обмануто. И Некрасов, так поверивший было в исполнение заветных мечтаний о свободе, возвращается к прежним темам: по сути, освобождение не состоялось.

Теперь в поэзии Некрасова, в самом его тоне звучит нечто новое: надлом, разочарование. И не только в возможности все разом изменить: переживший крушение главных своих надежд поэт сомневается в том, во имя кого жил и боролся, — в самом народе: Некрасовский герой не абстрактен, это не воплощение вечных человеческих добродетелей — он меняется в зависимости от требований эпохи, в зависимости от сиюминутных задач своего дела: “жизни во имя народа”. Каков же должен быть герой теперь, когда народ увиделся Некрасову не только страдающим, но и забитым, лишенным воли к счастью, любящим собственное рабство?!