Пользовательского поиска
|
вообще, кажется, не существовала.
Конечно, он знал, что может его ожидать, не мог не знать, слишком неумолимо
говорили об этом судьбы родины, сверху донизу. Можно сказать, что жизнь ему как
бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до
конца разделить судьбу со своим народом. Отец Павел органически не мог и не
хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от родины, и сам
он и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем и величайшее ее
преступление”.
Флоренский был одним из первых среди
лиц духовного звания, кто, служа Церкви, стал работать в советских учреждениях.
Никогда при этом он не изменял ни своим убеждениям, ни священному сану, записав
себе в назидание в 1920 году: “Из убеждений своих ничем никогда не поступаться.
Помни, уступка ведет за собою новую уступку, и так — до бесконечности”.
Интересная деталь: до тех пор, пока это было возможно, то есть вплоть до 1929
года, Флоренский на работе появлялся всегда в подряснике. Тем самым открыто
свидетельствовал, что он в сане священника. Это странное сочетание работника
советского учреждения и ученого попа более всего и поражало в 20-е годы.
Вопрос об
участии в культурном строительстве обновленной России П. А. Флоренский решал не
с абстрактно-теоретических позиций, а с позиции скорее гражданских, то есть
гражданина, сына Отечества. Он ощущал нравственный долг и призвание в том,
чтобы сохранить основу духовной культуры для будущих поколений. В письме к
наследнице имения Абрамцево А. С. Мамонтовой от 30 июля