исканиям “истинного” масонства и к подчинению русских лож Швеции. Но дни шведско-берлинской системы были сочтены.

Вскоре из Берлина была прислана бумага, в которой выражалось желание учредить новую Великую Национальную ложу в Петербурге. Елагин, по-видимому, быстро разочаровался в этой системе и, вероятно, в течение ближайших лет вернулся к английскому масонству. Дальнейшая судьба Елагинских лож неизвестна до самого их закрытия в 1784 г.

По рассказу масона Л-ра, русские ложи в этот период времени работали совершенно беспрепятственно, но в 1784 г., по неизвестным причинам, работы Елагинских лож были приостановлены по желанию провинциального гроссмейстера и с согласия членов лож, но без приказания со стороны высшего правительства. Вследствие чего императрица удостоила передать ордену, что она, за добросовестность её членов избегать всяких контактов с заграничными масонами при настоящих политических отношениях, питает к ним большое уважение.

Елагин восстановил свои работы лишь в 1786 г., причем на новых основаниях, речь о которых пойдет ниже. В рассматриваемый нами момент преобладание переходит на сторону новой, шведской системы, циннендорфство же быстро исчезает совсем.

Третий период (1781-1792):

поиски высших степеней и победа розенкрейцерства (научное масонство)

Из сказанного выше вытекает, что масонская деятельность в Петербурге во второй половине семидесятых годов носила, хотя и беспорядочный, но очень оживлённый характер. ”Шатания” братьев из стороны в сторону, неожиданные переходы от одной системы к другой, от ”Строгого Наблюдения” к английскому масонству, от Елагина к Циннендорфу, от шведско-берлинской системы к шведскому тамплиерству и, наконец, от шведской системы к розенкрейцерству — всё это свидетельствует о том, что в русском масонстве стали проявляться какие-то новые лихорадочно-беспорядочные искания, что русское общество стало предъявлять к масонству новые требования и жадно искать в нём ответов на пробудившиеся вопросы.