Пользовательского поиска
|
распоряжении Цветаевой был пражский журнал “Воля России”; во
Франции ее печатал журнал “Современные записки” и менее охотно газета
“Последние новости”. Не считая нескольких других, временно возникавших печатных
изданий, они были ее главной опорой. Скромные гонорары не могли, конечно,
удовлетворить нужды семьи. Муж Цветаевой уже с конца двадцатых годов,
постепенно все более и более принимая все, что происходило на родине, стал
мечтать о возврате домой и хлопотать (в 1931 году) о советском гражданстве; он
метался от одного занятия к другому, был актером-статистом в кино, одно время
занимался журналистикой, — деньги были случайные и малые. Чешская стипендия
подходила к концу; в течение нескольких лет для Марины Ивановны был организован
своего рода фонд помощи; две-три более или менее состоятельные дамы, во главе с
С. Н. Андрониковой-Гальперн, собирали ежемесячно для нее небольшую сумму. И,
наконец, время от времени выручали литературные вечера-чтения; тогда несколько
билетов распространялись по высокой цене; был в этом унизительный оттенок,
который Цветаева ощущала, но вынуждена была претерпевать; эти деньги ей с
детьми обеспечивали летний выезд на море. Во Франции ей многое не нравилось —
как не нравилось бы, безусловно, на любой другой чужбине. В письмах к А.
Тресковой она, забыв былые невзгоды, с нежностью вспоминала Прагу, потому что
Прага была далеко, в мечте… Она чувствовала себя ненужной, чужой всюду, —
несмотря на то, что у нее были знакомые и даже друзья, помогавшие ей. “В Париже
и тени моей не останется”, — писала она в тридцатые годы. И сам характер ее
менялся; все сильнее одолевали заботы, не оставалось времени “на чувства”, как
она говорила; сердце остыло, душа уставала. Сергей Эфрон все больше тянулся к
Советскому Союзу; приблизительно в начале тридцатых годов он сделался одним из
активных деятелей организованного “Союза возращения на родину”. Цветаева же
упорно оставалась вне всякой политики, культивировала в себе неистребимую
верность обреченным и погибшим. По старым дневникам мужа, остывшего, по ее
собственным словам, к пережитым событиям, связанным с его белогвардейским
прошлым, она написала поэму “Перекоп” (