его природе, его сути, о его величии и беззащитности, о его могуществе и ничтожестве “в мире сем”: “Он тот, кто спрашивает с парты, Кто Канта наголову бьет”; “Что же мне делать, певцу и первенцу, В мире, где наичернейший — сер! Где вдохновение хранят, как в термосе! С этой безмерностью в мире мер?!”.

Первого февраля 1925 года у Цветаевой родился мечтанный сын Георгий — в семье его будут называть Мур. Спустя месяц Цветаева начала писать свое последнее в Чехословакии произведение — поэму “Крысолов”, восходящую к средневековой легенде о флейтисте из Гаммельна, который своей музыкой заманил всех крыс города и утопил их в речке, а когда не получил обещанной платы, той же флейтой выманил из домов гаммельнских детей, увел на гору, и она, разверзшись, поглотила их. У Цветаевой Крысолов-флейтист — олицетворение поэзии; крысы — отъевшиеся мещане, многие из которых в прошлом храбрые бунтари; гаммельнцы — ожиревшие, жадные бюргеры; все они вместе олицетворяют омерзительный, убивающий души быт. “Быт не держит слово Поэзии”, “Поэзия мстит” — таков замысел.

И музыкант уводит под свою дивную музыку детей и топит в озере, даруя им рай — вечное блаженство.

Последние строки поэмы:

Вечные сны, бесследные чащи…

А сердце все тише, а флейта все слаще…

Не думай, а следуй, не думай, а слушай…

А флейта все слаще, а сердце все глуше…

Муттер, ужинать не зови!

Пу — зы — ри.

Окончила эту поэму Цветаева уже после отъезда из Чехии.

С осени 1925 года Цветаева, к тому времени изрядно уставшая от длительного и чрезмерного уединения, все более утверждалась в решении ехать во Францию, в Париж, — решении, подогреваемом мрачной перспективой растить маленького сына в убогих деревенских условиях; муж ее через несколько месяцев должен был окончить учение в университете. Первого ноября 1925 года Марина Ивановна с детьми приехала в Париж, где в довольно непривлекательном районе ее семью приютили знакомые, отведя им комнату в тесной квартире, которую снимали.

Во Франции Цветаевой было суждено прожить тринадцать с половиною лет: первые месяцы — в Париже, с весны по осень 1926 года — в Вандее и Бельвю,