Стихи продолжали литься, вернее — рваться из души поэта, напряжение их все нарастало. Звучала в них тоска и боль расставания с родиной — исстрадавшейся и “лютой”, в пожарищах и крови, — она представала как бы живой мученицей. Будущее Цветаева видела философски и миротворчески, — в небе поэта:

По нагориям,

По восхолмиям,

Вместе с зорями,

С колокольнями,

Конь без удержу, —

Полным парусом! —

В завтра путь держу.

В край без праотцев…

Дыхом-пыхом — дух!

Одни — погожи. —

Догоняй лопух!

На седьмом уже!

Расставание с родиной иносказательно запечатлено в поэме-сказке “Переулочки” — о чародейке, которая завораживает доброго молодца и уносит его в заоблачную высь, и в стихотворном цикле “Сугробы”, посвященном Эренбургу, но всеми помыслами обращенному к далекому любимому:

Велика раскольница

Даль, хужей — прилучница!..

Сверх волны обманчивой

В грудь — дугою Лютою!

Через хляби — няньчанный,

Берега — баюканный…

Над обеими вещами Цветаева работала весь март и апрель. 11 мая 1922 года ее и девятилетнюю Алю отвез на извозчике до Виндавского вокзала единственный провожавший, и в этом заключается некий символ ее рокового одиночества… В Берлин Цветаева приехала 15 мая 1922 года. В то время там кипела литературная жизнь; существовало множество русских издательств; туда отправлялись не только эмигранты, но приезжали и советские писатели; отношения между Советской Россией и Германией были дружественными. Помог ей устроится в русском пансионе Эренбург; вскоре она встретилась с мужем,