Пользовательского поиска
|
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Маяковский, утверждая новую роль нового поэта в новом обществе, считает необходимым для пользы дела революции отказаться от этой свободы. Но Маяковский, истинный, большой поэт, не мог существовать без творческой свободы, он не смог бы и никогда не стал бы выполнять заданий идеологического Госплана. Он издевался над такого рода руководством литературы:
Лицом к деревне заданье дано, за гусли, поэты — други!
Поймите ж лицо у меня одно — оно лицо, а не флюгер.
От поэта-приспособленца, поэта-флюгера ничего, кроме халтуры, нельзя ждать. Маяковский с уничтожающей иронией писал, что “управление” литературой приведет, в конечном счете, к ликвидации, упразднению поэзии:
В садах коммуны вспомнят о барде,
Какие птицы зальются им?
Что, будет с веток товарищ Вардин
рассвистывать свои резолюции?
Трагическая суть противоречий Маяковского в том, что он признал классовые, революционные, а потом советские интересы за высшие, общечеловеческие, за “веление божие”. Вот что подталкивало руку поэта, когда “лира его издавала неверный звук”. Зловещий символ — поэт с замком на губах — и выразил то глубинное противоречие в душе и творчестве Маяковского, которое привело его к гибели. Во вступлении в поэму “Во весь голос”, где Маяковский с гордым вызовом заявил:
Я, ассенизатор и водовоз,
революцией мобилизованный и призванный,
прозвучали трагические строки:
И мне агитпроп в зубах навяз,
и мне бы строчить романсы на вас
доходней оно и прелестней.
Но я себя смирял,
становясь на горло собственной песне.
Марина Цветаева написала об этом: “Никакой державный цензор так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с самим собой...