Пользовательского поиска
|
Как власяница грубая, бедна.
Тяжка обуза северного сноба —
Онегина старинная тоска;
На площади Сената — вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка...
Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход —
Чудак Евгений — бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет!
Спокойный стих «Петербургских строф»
как будто порожден самой архитектурой классицизма. В тягучих строках предстает
простор невской дельты, протяженность парадных ансамблей. Современный язык,
насыщенность деталями создают ощущение свежести классического стиха.
Здесь изображен реальный пейзаж:
Сенатская площадь, Дворцовая набережная, Пеньковый буян. Однако это не просто
рисунок с натуры. Пейзаж заряжен историей. Связывая прошлое с настоящим, он
несет ясное ощущение конца эпохи.
Тема дряхлеющего государства,
доживающего век на покое, возникает в «Петербургских строфах» не впервые. Годом
раньше в стихотворении «Царское Село» Мандельштам писал:
...однодумы-генералы
Свой коротают век усталый,
Читая «Ниву» и Дюма...
.
. . .
. . . .
И возвращается домой —
Конечно, в царство этикета,
Внушая тайный страх, карета