голос. В смутном двадцать первом году, во времена голода и террора, когда, казалось, кончилась история, на пожарище апокалипсиса прозвучали эти слова надежды

 

Люблю под сводами седыми тишины

Молебнов, панихид блужданье

И трогательный чин — ему же все должны, —

У Исаака отпеванье.

 

Люблю священника неторопливый шаг,

Широкий вынос плащаницы

И в ветхом неводе Генисаретский мрак

Великопостныя седмицы.

 

Ветхозаветный дым на теплых алтарях

И иерея возглас сирый,

Смиренник царственный — снег чистый на плечах

И одичалые порфиры.

 

Соборы вечные Софии и Петра,

Амбары воздуха и света,

Зернохранилища вселенского добра

И риги Нового Завета.

 

Не к вам влечется дух в годины тяжких бед,

Сюда влачится по ступеням

Широкопасмурный несчастья волчий след,

Ему ж вовеки не изменим:

 

Зане свободен раб, преодолевший страх,

И сохранилось свыше меры

В прохладных житницах, в глубоких закромах

Зерно глубокой, полной веры.