О солнце, судия, народ!
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берет.
Прославим власти сумрачное бремя,
Ее невыносимый гнет.
В ком сердце есть, тот должен слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет.
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,
Скрипучий
поворот руля.
Земля плывет. Мужайтесь, мужи.
Как плугом океан деля,
Мы будем помнить и в летейской стуже,
Что десяти небес нам стоила земля.
Сведения о Мандельштаме в первые
месяцы после октября 1917 г. мы находим у Ахматовой: «Особенно часто
я встречалась с Мандельштамом в 1917 – 1918 годах, когда жила на Выборгской у Срезневских (Боткинская, 9)... в квартире старшего врача Вячеслава Срезневского,
мужа моей подруги Валерии
Сергеевны. Мандельштам часто заходил за мной, и мы ехали
на извозчике по невероятным ухабам революционной
зимы, среди знаменитых костров, которые горели, чуть ли не до мая, слушая неизвестно откуда несущуюся ружейную трескотню. Так мы ездили на
выступления в Академию художеств, где происходили
вечера в пользу раненых, где мы оба несколько раз выступали. Был со мной О. Э. на концерте Вутомо-Названовой
в консерватории, где она пела Шуберта. К этому
времени относятся все обращенные ко мне стихи: «Я не искал в цветущие мгновенья»
(декабрь 1917 года), «Твое чудесное произношенье»;
ко мне относится странное, отчасти сбывшееся предсказание:
Когда-нибудь
в столице шалой
На диком празднике у берега Невы
Под звуки омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы...»