Пользовательского поиска
|
Вспыхнувшее
между этими людьми чувство летом 1930-го года привело к распаду двух семей.
Не волнуйся, не плачь, не труди
Сил иссякших и сердца не мучай.
Ты жива, ты во мне, ты в груди,
Как опора, как друг и как случай.
Верой в будущее не боюсь
Показаться тебе краснобаем.
Мы не жизнь, не душевный союз, —
Обоюдный обман обрубаем.
Вскоре
Борис Леонидович и Зинаида Николаевна стали мужем и женой. И вот, наконец, они
оказались вместе, у них не было даже крова над головой, негде было приткнуться.
По случаю им представил свою квартиру на Ямском Поле Пильняк, а сам куда-то
уехал. Большая любовь — всегда переворот, ломка всего, беспощадное обновление
души и жизни. Но в то же время — уж такова диалектика большой любви — она не
соглашается ставить себя вне нравственного закона из уважения к своей чистоте.
Купить свое счастье ценою несчастья другого, других для нее невыносимо. В этом
трагедия конфликта между «вечным» правом любви и относительным «земным» правом
нравственного миропорядка; особенно, если эти «другие» тебе не безразличны, а,
напротив, достойны уважения и верности.
Жертвами
этой самоистребительной диалектики были Борис Леонидович Пастернак и Зинаида
Николаевна Нейгауз, жена человека, перед талантом которого она преклонялась,
игру которого чтила, мать его детей. Жертвой этой диалектики нравственного
конфликта ощущал себя и Генрих Нейгауз как человек, ставивший многое себе в
вину, сознающий себя виноватым перед своей женой и перед другой женщиной,
матерью его малолетней дочери. В том-то и беда, что никто из них не ощущал себя
безвинным, но призванным великодушно собою жертвовать. Уж такие подобрались
люди.
Пастернак в «Охранной грамоте» написал об этой женщине: «Я знаю лицо, которое равно разит и режет и в горе, и в радости, и становится тем прекрасней, чем чаще застаешь его в положениях, в которых потухла бы другая красота. Взвивается ли эта женщина вверх, летит ли вниз головой, ее пугающему обаянию ничего не делается, и ей нужно что бы то ни было на земле гораздо меньше, чем сама она нужна земле, потому что это сама женственность, грубым куском