Пользовательского поиска
|
широкой
области, как человеческое поведение, это обстоятельство было весьма
существенным недостатком. Ему требовалось больше фактического материала, чем он
мог найти. Поэтому неудивительно, что многое из того, что он говорил и писал,
кажется наивным или слишком упрощённым.
Научный
материал бихевиоризма, который имел в своем
распоряжении Уотсон, касался условных и безусловных рефлексов. Но его понятие
безусловного рефлекса было подчинено принципу причинности, который
соответствовал схеме действия и противодействия и слишком сильно соответствовал
распространенному в 19 веке представлению о механизме. Это представление
господствовало и в работах русского физиолога И.П.Павлова, опубликованных
примерно в то же время. Психология «стимула и реакции», развивавшаяся на
протяжении последующих 3-4-х десятилетий, также не изменила этого
представления.
Из всех
результатов, достигнутых им, наибольшее значение придавалось тем, которые легче
всего можно было повторить на опыте. Большей частью они основались на
наблюдении за животными: за собаками Павлова и белыми крысами зоопсихологов.
Считалось, что
поведение человека не отличается от поведения животных особым своеобразием и
подчиняется тем же законам. Для подтверждения своего утверждение о том, что
психология представляет собой точную науку, и чтобы собрать дальнейший материал
для своей книги, Уотсон опирался на результаты анатомии и психологии. Подобным
путем продвигался и Павлов, утверждая, что его эксперименты над поведением
фактически являются «исследованием физиологических процессов в коре больших
полушарий».
И все же оба
ученых были не в состоянии осуществить прямое наблюдение процессов в нервной
системе, посредством которых можно было бы объяснить поведение человека. В
результате они были вынуждены давать поспешные интерпретации сложных
поведенческих актов.
Так, Уотсон
утверждал, что мышление – язык, предшествующий всякой речи; а для Павлова речь
была просто «второй сигнальной системой». Уотсон мало, а то и вовсе ничего не
мог сказать по поводу субъективных намерений человека, целеполагания и
творчества. Он подчеркивал большие технические возможности науки о поведении,
однако его примеры не были так уж несовместимы с манипулятивным контролем за
поведением.