звучать как “утверждение реализма”. Книжная струя пронизывает творчество многих поэтов акмеизма. Уход в историю является своеобразным бегством их от противоречий жизни, к тому же в истории они видят лишь очень ограниченный круг явлений. Акмеистам с их “вещизмом” в какой-то мере импонирует фламандская живопись, которую они воспринимают с точки зрения внешней декоративности. Показательно в этом отношении стихотворение Г. Иванова:

Как я люблю фламандские панно,

Где овощи, и рыбы, и вино,

И дичь богатая на блюде плоском

Янтарно-желтым отливает воском.

Термин “адамизм” употребляется наряду с акмеизмом в качестве названия этого поэтического течения. Но если акмеисты без всякого основания претендовали на роль поборников “расцвета”, то столь же безосновательно претендовали они на роль выразителей “первозданности”. Они были слишком заражены упадочной буржуазной “культурностью” и вместе с символистами несли на себе груз утонченного эстетизма и мистицизма.

Акмеисты подчеркивают биологическое начало в человеке, ищут звериные, животные корни его поведения. Городецкий писал, что “после всех “неприятий” мир бесповоротно принят акмеизмом во всей совокупности красот и безобразий”.

Отказ от полутонов, смутности, неопределенности, требование ясности — все это основные положения акмеистов. Вот почему поэтам этого лагеря было суждено, сыграть первую скрипку в империалистическом оркестре, вот почему вожди акмеизма стали законодателями художественных вкусов в годы войны. В эти годы акмеисты вовсе не отказываются от акмеистической групповщины, но теперь эта групповщина понимается шире, нежели раньше. Появляется новый критерий оценки того или иного произведения, как оно агитирует за империалистическую политику. В период войны акмеисты сами расшифровали классовый смысл своей программы, который раньше всячески затемняли. Городецкий на страницах шовинистического “Лукоморья” прославил “вечный подвиг” царской России и заодно открыл “родину” пресловутого “Адама”.

Я малодушных презираю,

Отчаявшихся не пойму,

Ведь если быть Адама раю,

В России надо быть ему.