Пользовательского поиска
|
выражено в переведенном Тредиаковским
романе Поля Тальмана в прозе и стихах.
Тредиаковский выбрал книгу Тальмана
для сообщения русскому читателю “не только форм и формул любовной речи и нежных
разговоров, но и для внушения ему очень определенной концепции любви”. Поэт
использовал аллегорический роман Поля Тальмана, но был свободен в своем
переводе. Существенные изменения касаются трактовки любви и любовных отношений.
Тредиаковский полностью отказывается от аллегорической образности Тальмана: для
него любовь — это конкретное чувство, действительно существующее в жизни, а не
отвлеченная аллегория, воплощенная в символах. Отвлеченные обороты Тальмана в
описаниях женской красоты Тредиаковский заменяет конкретными чертами и
деталями.
Но более всего изменяет Тредиаковский
стихи Тальмана, которые включают описание любовных отношений. Вместо
отвлеченных оборотов своего подлинника поэт использует конкретные образы и
эротические ситуации. Так, Тредиаковский совершенно изменил сцену, когда Тирсис
застал Аминту в замке Прямыя Роскоши с одним из своих свояков: "Там сей
любовник, могл ей который угодить, // Счастию небо чиня все зависно, // В жаре
любовном целовал ю присно,
А неверно ему все попускала чинить".
И далее Тредиаковский дает еще более
конкретное описание происходящего: "Руки ей давил, щупал ей все тело... "
Тредиаковский, развивая свое понимание
любви, продолжает развивать его и в стихотворении, в котором описывается сон. В
нем Тирсис видит себя с Аминтой, умирающей у него в объятиях, но возвращенной к
жизни Смертью, которую растрогала ее красота. В третьей строфе Тирсис
пробуждается и понимает, что все это приснилось.
В строфах этого стихотворения
Тредиаковский утверждает победу любви и красоты даже над Смертью и
поразительную легкость этой победы: "Виделось мне, как бы тая // В моих
прекрасная дева // Умре руках, вся нагая, // Не чтя ни шала зева. Но смерть,
как гибель напрасну // Видя, ту в мир возвратила // В тысячу раз паче красну;
// А за плач меня журила".
В последующих стихах Тредиаковский все
более отходит от отвлеченного смысла оригинала и обращается к конкретному
описанию любовной сцены: "Я видел, что ясны очи // Ее на меня глядели, // Хотя
и в темноту ночи,
И нимало не смертвели".