Пользовательского поиска
|
указания на внутреннее
совершенствование становится теперь все более и более определенными. Истинный
любовник должен быть сознательно выше жизни, подняться над нею. Истинному
любовнику материальное богатство представляется отрицательной величиной. Вассал
— поклонник Прекрасной Дамы — становится более человечным, любовь начинает
отходить от куртуазного идеала к общеэтическим категориям. Если ранее считалась
важной внешняя сторона службы, то теперь законодатели любви говорят о моральном
благоустройстве любящей души.
Средневековая любовная лирика могла
быть неискренней, однообразной и элементарной, но она уже пробудила стремление
к анализу сердечных движений, в этом ее исторический смысл. Кроме того, рядом с
кодексом морали, освященным церковью, появляется теперь новый, освященный
куртуазной поэзией. Но небо и земля куртуазной поэзии оказались в положении
непримирившихся. Любовь принималась в лирике только “святая”, освященная Богом:
к жене; к девушке, которая станет в будущем женой; к идеальной женщине, то есть
к Прекрасной Даме. Эта так называемая “святая” любовь вела к тому, что человек любящий
начинал поклоняться совершеннейшей даме, какую когда-либо знало человечество,
Деве Марии. Это происходило из-за того, что Прекрасная Дама Средневековья была
всего лишь светлым пятном идеализированных чувств, а Дева Мария обладала
конкретными чертами личности, за которые ее можно было боготворить. Любовь в
этом случае превращалась в мистический экстаз, поднимавший любящего выше жизни.
Прекрасная Дама перестает при этом быть феодальным синьором, превращаясь в
существо высшего порядка.
Как замечал Й. Хейзинга, “ни в какую
иную эпоху идеал светской культуры не был столь сплавлен с идеальной любовью к
женщине, как в период с 12 по 15 век. Системой куртуазных понятий были
заключены в строгие рамки все христианские добродетели, общественная
нравственность, все совершенствование форм жизненного уклада. Эротическое
жизневосприятие, будь то в традиционной, чисто куртуазной форме, будь то в
воплощении “Романа о Розе”, можно поставить в один ряд с современной ему
схоластикой. И то и другое выражало величайшую попытку средневекового духа все
в жизни охватить под общим углом зрения”.
“Роман о Розе” придал всей средневековой эротической культуре форму столь красочную, столь изощренную, столь богатую, “что сделался поистине сокровищем, почитавшимся как мирская литургия, учение и легенда”. У “Романа о Розе” было два автора, и именно это придает ему такую двойственность. Гийом