отнять локон. Он хватает Тень за руку — перчатка у него в руке, руки не было...” Наконец, в записях есть и прямое указание: “Коломбина и Блок — на островах”.

Интересный факт, что в “Арфах и скрипках” Блока есть два стихотворения, помещенные подряд — “В неуверенном зыбком полете...” (ноябрь 1910) и “Без слова мысль...” (декабрь 1911), где есть обе части этого образа:

Как ты можешь летать и кружиться

Без любви, без души, без лица?

и:

Без слова мысль, волненье без названья.

Какой ты шлешь мне знак...

со следующими мотивами призрака, сна, несбыточной яви. Похоже, что из такого именно скрещенья ключевых образов 2-х цитат и возникла тень “без лица и названья”.

“Весьма любопытно, — отмечает Топоров, — что в “Поэме” Блок характеризуется прежде всего цитатами и парафразами из его собственных сочинений, что вполне согласуется с его функцией знака эпохи, памятника ей”.

Таким образом, место Блока в “петербургской повести” особое: он ее сюжетный герой (Арлекин), и он выступает в ней как высшее воплощение своей эпохи (“поколения”), и в этом смысле присутствует в ней цитатно, своими произведениями.

Возможно, что “без лица и названья” — не только знак указания на Блока, на едва заметный полемический выпад против поэтики символизма, меткое пародирование ее

(“Моя поэма... полемична по отношению к символизму, хотя бы к “Снежной маске” Блока. У Блока в “Снежной маске” — распятие, а герой — автор остается жить, а у меня в поэме “настоящая физическая смерь героя”). Блок в значительной степени определил своим творчеством атмосферу поэмы и в то же время кое в чем творчество Ахматовой. С этой атмосферой связаны многочисленные, более близкие, или более отдаленные переклички с его поэзией (“аллюзии”). Но нигде мы не находим того, что критик старого времени мог бы назвать “заимствованием”: творческий облик Ахматовой остается совершенно непохожим на Блока даже там, где она трактует близкую ему тему.

Стихи, посвященные Ахматовой Блоку