Пользовательского поиска
|
Характерной чертой образа-символа у По
является противопоставление прекрасного прошлого, связанного с погибшей
возлюбленной, отвратительному настоящему в образе черной птицы. Причем прошлое
представлено в виде идеала, который у По всегда воплощался в образе прекрасной
женщины (в данном случае — Линор).
Поэма построена в виде своеобразного
диалога лирического героя с залетевшим неведомо каким образом к нему в комнату
Вороном, но ему предшествует своего рода экспозиция, когда в полночный час
герою, охваченному тоской и печалью, чудится неясный стук в дверь (“As of some
one gently rapping, rapping at my chamber door”). Символисты любили облекать в
символы и придавать особое значение разным звукам, шорохам, предчувствиям. Сама атмосфера в начале стихотворения способствует появлению чего-то необычайного: “Ah, distinctly I remember it
was in the bleak December; And each separate dying ember wrought its ghost upon
the floor”. Полночный
час, ненастная погода за окном, тускло тлеющие угли камина, одиночество
наполняют душу героя неясным страхом, ожиданием чего-то ужасного. Мерно
повторяющийся стук усиливает эти дурные предчувствия, герой начинает
успокаивать себя, пытаясь силой рассудка победить свой страх: “’Tis some
visiter entreating entrance at my chamber door”. Но гостя нет, вместо него —
ночной мрак.
Э. По постепенно нагнетает
эмоциональное напряжение, неизвестность, неясность происхождения стука (ветер
ли или сломалось что, там, за окном) усиливают взволнованность героя. Данный
прием — нагнетание Таинственного, Загадочного — один из излюбленных у
символистов.
Но вот загадка разрешилась: “Open here I
flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a
stately Raven of the saintly days of yore; Not the least obeisance made he; not
a minute stopped or stayed he…” Однако
эмоциональное напряжение от этого не только не ослабло, напротив, возрастает.
Герой поначалу воспринимает птицу как
несчастное существо, обитавшее когда-то у какого-то страдальца, потерявшего
всякую надежду в жизни, и от своего хозяина птица научилась произносить
“Nevermore”, но вскоре понимает, что ее ответ это не просто удачно подобранное
слово, что в нем кроется нечто большее. Вот так вполне конкретный образ
постепенно вырастает в образ символический, наполненный множественными
смыслами.
Героя мучают догадки, что же скрывается за этим “Nevermore”: “Thus I sad engaged in guessing, but no syllable expressing To the fowl whose fiery eyes now