Пользовательского поиска
|
реальности и стремятся вывести его за
пределы текста. Довлатов, хотя и не против подарить этот яркий образ (больше,
чем героя) реальной жизни, все же боится оставить его без опеки и потерять в
жестокой реальности, которая привыкла трансформировать и уничтожать все самое
лучшее и идеальное. Надежды на Бога немного, поскольку, как идеальное, Бог был
уничтожен в первую очередь. Непреодолимый катастрофизм жизни побуждает
Довлатова “прятать” героя за спину автора-демиурга, делать его онтологическим
объектом, который не способен перейти в реальность и довольствуется “воздухом
свободы” на “ступеньках” многоточий. Традиция сохранения своего героя в рамках
текста была впервые замечена Анной Андреевной Ахматовой. Однажды она сказала,
что современные пьесы ничем не заканчиваются и это не вина модернизма, а вина
автора, который боится потерять своего героя.
Сегодняшний читатель нуждается в
больше, чем герое, поскольку проверяет свои поступки не поступками Жюльена
Сореля и Андрея Болконского, а по поступкам героя на грани текста и
действительности, т. е. героя близкого, достоверного, присутствующего рядом.
Варлам Шаламов считает, что современная проза не может быть создана людьми,
которые не знают своего материала в совершенстве, и если раньше существовало
мнение, что писателю не обязательно хорошо знать свой материал (писатель должен
рассказывать читателям на языке самих читателей), то теперь писатель “знающий” —
это “настоящий” писатель. Какими путями он будет поднимать читателей до этого
знания — не столь важно, ведь не Плутон поднялся из Ада, а Орфей спустился в
Ад, поэтому писатель должен ставить планку, а читатель “допрыгивать” до нее.
“Прыгающий” вокруг планки читатель уподобляется лисице, которая бегает вокруг
дерева в желании отведать сыра. Писатель, хорошо зная материал, перейдет на
сторону материала и утратит связь с читателем, прячась в могучую крону “дерева
познания”. Может показаться, что писатель уподобляется этому дереву, напрочь
позабыв, что молния обычно попадает в большие деревья. Писатель теряет своего
читателя за собственным “ячеством”, унижающим всеобщее “всемство”. Писатель
теряет и своего героя: нелегка судьба дитя у деспотичной матери, пугливый герой
даже не будет “выглядывать” из текста, отвергая “тупую” реальность. Автор —
рассказчик, мечтающий об успехе, должен стоять ниже читателя, только в таком
случае возможно доверие. Герой же обязан иметь право на ошибку.