Действительно, если речь идет о воспроизведении традиционной картины мира русской культуры, то нам не избежать обращения к огромному и богатейшему религиозно-эстетическому опыту Православия на Руси.

Русская древняя и средневековая культура с момента принятия христианства характеризовалась понятиями святости, соборности, софийности, духовности. Особое эстетическое значение в традиционной картине мира Средневековой Руси приобрели категории личности и преображения, света, светоностности. Огромен вклад в исследовании этих составляющих, а по сути ставших ядром картины мира России на долгую перспективу, таких учеников как Лихачев Д.С., Бычков В.В., Колесов В.В.

Многие религиозные, православные ценности вошли в древнерусскую картину мира вполне органично и естественно и надолго укрепились в ней. В первую очередь нужно заметить, что усвоение и осмысление христианской догматики и культа, всего богослужения шло в большей мере на языке художественной образности как наиболее близкому сознанию древнерусского человека. Бог, дух, святость воспринимались не как богословские понятия, а скорее как эстетические и праксеологические категории, больше как живое (мифологическое, по Лосеву А.Ф.), нежели как символическое.

Красота воспринималась на Руси как выражение истинного и сущностного. Негативные, неблаговидные явления рассматривались как отступления от истины. Как нечто преходящее, не относящееся к сущности и поэтому фактически не имеющее бытия. Искусство же выступало носителем и выразителем вечного и непреходящего – абсолютных духовных ценностей. В этом состоит одна из его характернейших особенностей и, более того, один из главных принципов древнерусского художественного мышлении вообще – софийского искусства, заключающаяся в глубинном ощущении и осознании древними русскими единства искусства, красоты и мудрости и в удивительной способности русских средневековых художников и книжников выражать художественными средствами основные духовные ценности своей картины мира, сущностные проблемы бытия в их общечеловеческой значимости.

Искусство и мудрость виделись человеку Древней Руси неразрывно связанными; а сами термины воспринимались почти как синонимы. Искусство не мыслилось не мудрым, и это относилось в равной мере к искусству слова, иконописания или зодчества. Приступая к своему труду, раскрыв первый лист, русский книжник просил у Бога дара мудрости, дара прозрения, дара слова, и эта мольба отнюдь не была только традиционной данью риторской моде своего времени. В ней заключалась истинная вера в Божественность творческого вдохновения, в высокое назначение искусства. [6].