Пользовательского поиска
|
спорящим с
Богом о правде и правосудии. И Бог послал ему, как Иову, великое испытание
веры” [Ефимова Н. Мотив библейского Иова в “Братьях Карамазовых”// Достоевский:
Материалы и исследования. — СПб, 1994. Т. 11. С. 125 – 126]. Книга Иова
притягивала писателя не только своей мудростью, в ней он искал утешение и ответ
на вопрос о тайне страдания невинных, о вере в Бога.
Присутствие
мотива Иова в последнем романе Достоевского общеизвестно. Однако масштабы его
отнюдь не сводятся к очевидному — к прямым упоминаниям и явным реминисценциям в
житии старца Зосимы и бунтарском монологе Ивана Карамазова. Уже сама постановка
проблемы в романе “Братья Карамазовы” близка Книге Иова: в обоих случаях
фактически речь идет о цене добродетели, понимаемой по-разному в силу различия
религий, исповедуемых безымянным автором “Книги Иова” и Достоевским. Персонаж
ветхозаветного автора, не знавшего о бессмертии и исповедовавшего идею
прижизненного воздаяния, измеряет добродетель земным благополучием. Герои же
романа Достоевского видят условие и цену добродетели в воздаянии, следующем
после жизни физической, земной.
Обращаясь к
отдельным составляющим темы Иова в романе “Братья Карамазовы”, видим, что уже
основной мотив экспозиции “Книги Иова” играет в нем исключительную роль. На
протяжении четырех книг романа (со 2 по 5) кто-то из героев то и дело получает
своего рода “санкцию” от того, кого по каким-то причинам считает выше себя.
Первым подобным благословением было поведение старца Зосимы на “неуместном”
собрании (поклон Мите). Второе, по-видимому, Алеша дает тому же Мите, который
сам его об этом просит: “Ангелу в небе я уже сказал, но надо сказать и ангелу
на земле. Ты ангел на земле. Ты выслушаешь, рассудишь и ты простишь... А мне
того и надо, чтобы меня кто-нибудь высший простил”.
Общеизвестно, что своего рода “благословение” и дозволение Смердяков получает от Ивана, а сам Иван (как ни парадоксально!) — от Алеши. Действительно, реплика Алеши о генерале: “Расстрелять!” — а также его слова: ”Нет, не согласился бы... Нет, не могу допустить”, — в ответ на вопрос Ивана, как бы смог он сам, Алеша, быть архитектором здания человеческого счастья, в фундамент которого заложены страдания ребенка, — все это более или менее косвенное оправдание бунта старшего брата. В какой-то мере, в этот ряд встает и “Легенда о Великом Инквизиторе”, где топика зачина “Книги Иова” вывернута наизнанку: Богу предстоит не сатана, просящий разрешение на искушение