Пользовательского поиска
|
духовные
нормы; он погибает, в частности и потому, что, по представлению Ивана,
воплощает в себе отрицание всего того, что Иван считает (или хотел бы считать)
священным...
В этом смысле
Иван и его братья косвенным образом вершат конечное и древнее Правосудие; они —
носители трагической и для Достоевского, очевидно, дохристианской, библейской
истины, о существовании которой хорошо знал Федор Павлович: ”В ту же меру
мерится, в ту же и возмерится, или как его там. Одним словом, возмерится”. Так,
лишь одна портретная деталь вызывает целый поток ассоциативных представлений
романического образа с библейским архетипом, что углубляет и обогащает наше
представление о концепции человека у Достоевского.
Большое
значение имеет у Достоевского и такая деталь образа как цвет. Так, отец
Карамазовых — герой Ада, оттого и нет света, сопутствующего ему. Напротив, ему
соответствуют темно-красные тона, в особенности — перед его убийством. Как
справедливо замечает Г. Померанц, “у Достоевского приближение к аду помечено
теснотой и мраком, приближение к раю — простором и светом” [Померанц Г.
Открытость бездне. Встречи с Достоевским. — М., 1990. C. 361].
Например, о
комнате старика Карамазова читаем: ”Это была небольшая комната, вся разделенная
поперек красными ширмочками”. Или Митя перед окном дома отца перед убийством
последнего: “Калина, ягоды какие красные!”; “На голове у Федора Павловича была
та же красная повязка, которую видел на нем Алеша”. Как нагнетается обстановка!
Ощущаешь, что грядет что-то ужасное, тревога разлита во всем, кажется, что это
языки адского пламени прорываются из миров иных. И конец сцены знаменателен:
”Светлый халат и белая рубашка на груди были залиты кровью. Свечка на столе
ярко освещала кровь и неподвижное мертвое лицо Федора Павловича”.
Иное
“освещение” у образов, которые выступают “героями рая”. Например, мать Алеши.
Запомнившиеся сыну “косые лучи заходящего солнца” включают данный образ во
вселенский контекст. Это “скорбная юродивая”, молящая за сына у Богородицы,
сама становится символом материнства (как Сикстинская Мадонна — мать с
младенцем на руках). Таким образом, цветовая деталь художественного образа
романа ассоциативно относит нашу мысль к библейским образам.
Важную роль в поэтике романа “Братья Карамазовы” играет библейский мотив Иова. К. Мочульский, один из биографов Достоевского, писал: “Из всей Библии Достоевский больше всего любил Книгу Иова. Он сам был Иовом,