Пользовательского поиска
|
искушений.
Принимая их, человек превращается в одинаково послушного раба, “тварь
дрожащую”. И в конечном итоге, это ведет к гибели духовной.
Инквизитор, а
вместе и его духовный “родитель” Иван, хорошо понимают эту лживую природу
Сатаны (“отец лжи”) и обманчивую суть “кривого” пути. Но даже преодолевая искус
власти, захватившей Инквизитора, Иван, на наш взгляд, попадает под влияние
искуса разума. Самый “эвклидовский”, то есть умозрительно-рационалистический,
из героев Достоевского, он не воспринимает “живого” Бога, полагаясь лишь на
опыт просвещенной мысли Европы. Недаром он говорит о “дорогих покойниках” на
кладбищах Европы. Умом Иван выбирает “ад”, но сердце велит иное. Оно рвется к
Христу, преодолевшему через Голгофу этот путь и познавшему конечное воссоединение
с Богом-отцом.
Так, вторгаясь
в художественную ткань, библейский сюжет создает оригинальный прецедент решения
важных философских вопросов романа и одновременно раскрывает суть образа одного
из главных героев. Обратимся еще к одному библейскому рассказу, который
воссоздается не так полно и точно, как предыдущий, существуя в романе в
качестве намека. Мы имеем в виду сцену у Грушеньки, когда сталкиваются Ракитин,
Алеша и героиня. Ракитин надеется увидеть “позор праведного” и вероятное
“падение” Алеши “из святых в грешники”. Алеша же идет к Грушеньке, находясь под
сильным впечатлением от разговора с Иваном. Поэтому в данный “момент” Алеша не
“между ангелом и прочими смертными”, как думает Ракитин, то есть таким же, как
он сам, но между самим собою и Иваном. Он идет к Грушеньке, оглядываясь на
Ивана, выступающего в качестве искусителя. Эту женщину Алеша “боялся более
всех”. Но у Грушеньки — “не та минутка теперь”. Вообще эта сцена построена на
ожидании мгновения, которое все алогичное сделает единственно логичным. Ракитин
ожидает “нападения” с одной стороны и “колебания” — с другой. Но вдруг
оказывается, что Ракитин — только “лакей”, а Алеша — “князь”, “мальчик”, “херувим”.
В Библии определение “князь” относится к Христу: “И нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог Крепкий, Отец вечности, Князь мира” (Ис. 9: 6). Херувим же — один из чинов первой ангельской иерархии. Эта скрытая аналогия перерастает в конце сцены в прямую, когда одно-единственное движение Грушеньки, естественное и непроизвольное, идущее из самых глубин ее существа, все и разрешает. Неожиданная весть о смерти старца Зосимы, сгоняет эту “ласкающуюся кошечку” с колен Алеши, одухотворяет ее и заставляет умолкнуть голос Ивана-искусителя в душе Алеши. Он платит ей столь же непроизвольным