Пользовательского поиска
|
действия, так
что потустороннее не только знаменуется эмпирическим, но всецело пронизывает
его, просвечивается в нем, — и заключается величие Достоевского как поэта,” —
считает С. Гессен [Гессен С. Трагедия добра в “Братьях Карамазовых”// О
Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881 – 1931 годов. — М.,
1990. С. 353]. В “Братьях Карамазовых”, — продолжает ученый, — которые,
несмотря на так и оставшееся ненаписанным продолжение, представляют собою,
бесспорно, наиболее совершенное творение Достоевского, взаимная переплетенность
и сращенность различных планов бытия выступает особенно явственно“ [Там же. С.
354].
Как
справедливо замечает Г. Егоренкова, “Достоевский не только вывел свой роман в
текущую социальность и в свершающуюся историю, но и сверил ее с опытом прошлых
веков человечества, вплоть до библейских времен” [Егоренкова Г. Поэтика
сюжетной ауры в романе “Братья Карамазовы”// Филологические науки. 1971. № 5.
С. 40].
Двуплановость
романа “Братья Карамазовы” по существу замечает уже хроникер в “предисловном
рассказе”: “Вот это-то обстоятельство и привело к катастрофе, изложение которой
и составит предмет моего первого вступительного романа или, лучше сказать, его
внешнюю сторону” [Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. — Л.,
1976. Т. 14. С. 2]. Существо “внутренней стороны” романа обозначено библейской
притчей, предпосланной в качестве эпиграфа к нему: “Истинно, истинно говорю
вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если
умрет, то принесет много плода” [Там же. С. 3]. Но в эпиграф не включена
вторая, “расшифровывающая” часть притчи: “Любящий душу свою, погубит ее; а ненавидящий
душу свою в мире сем, сохранит ее в жизнь вечную” [Лук.]. Место опущенной части
притчи как бы занимает роман, точнее духовные искания героев, составляющие его
“внутреннюю сторону”.
Возможность
такого двупланового синтеза заложена, по мысли писателя, в природе человека, в
которой смысл этой личности одновременно содержит и смысл всего человеческого
бытия. Автор “Карамазовых” сознавал свое влечение к вневременному, “вечному” в
человеке как установку на познание законов общественного развития. Причем у
Достоевского мысль о вне временном опирается на религиозную схему.
Художественное построение романа Достоевского заметно отличается в сравнении с произведениями ведущих писателей его времени: Тургенева, Гончарова, Толстого. Когда современники наивно говорили, что Достоевский