Пользовательского поиска
|
девяноста
девяти праведниках. Этим определяется совершенно своеобразный гуманизм
Достоевского, в котором открывается выход из кризиса всего прежнего гуманизма.
Решение Достоевского, в сущности, чрезвычайно просто, как просто все истинно
гениальное. Достоинство человека, его право на благополучие, его право на
уважение основаны не на каком-либо моральном или интеллектуальном совершенстве
человека, не на том, что он разумен, добр или обладает “прекрасной душой”, а
просто на глубине онтологической значительности всякой человеческой личности...
Все, даже самые идеальные мерила добра, правды и разума меркнут перед величием
самой онтологической реальности человеческого существа. Этим определяется
глубокая, трогательная человечность нравственного миросозерцания Достоевского”
[Там же. С. 399].
В “Дневнике
писателя” в последние годы жизни Достоевский выразил это в словах: “ Без высшей
идеи не могут существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь
одна, а именно идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные высшие
идеи, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают“ [Шестов Л. О
“перерождении убеждений” у Достоевского// Русская литература. 1991. № 3. С.
58]. “Чтобы обрести эту Истину, Достоевский прошел сам и провел нас всех через
те ужасы, которые изображены в его сочинениях, показал нам земной ад; из глубин
ужасов и последних падений он научился взывать ко Господу“, — так замечательно
верно заканчивает Л. Шестов свою концепцию духовных поисков писателя. И с ним
нельзя не согласиться.
Верным
ориентиром на этом пути духовных поисков была для Достоевского Библия. “Что за
книга это Священное Писание, какое чудо и какая сила, данные с нею человеку!
Точное изваяние мира и человека, и характеров человеческих, и названо все, и
указано на веки веков. И сколько тайн, разрешенных и откровенных... Эта книга
непобедима... Это книга человечества”, — находим мы слова в статье “Социализм и
христианство” [Достоевский Ф. М. Возвращение человека. — М., 1989. С. 472,
557].
Для художника мир Библии — отнюдь не мир какой-либо из древних мифологий, но мир вполне реальный, являющийся ощутимой частью собственной жизни. В этой Книге писатель видит совсем иной уровень надмирного бытия. Для него это не просто книга, но и своеобразная полнота книг, то семя, в котором уже пребывают прекрасные плоды христианской словесности и шире — культуры в целом. Библия — “алфавит духовный”, без знания которого, по Достоевскому, невозможно творчество для современного художника. В “общении” с ней