Пользовательского поиска
|
“Он рвется
обратно к истине Откровения о “живом” Боге” [Там же. С. 57], рвется ко Христу —
воплощению Логоса, второму лицу Святой Троицы. Теряя доверие к тому, что
приносит нам объективное знание, к морали, которая сама по себе не может
разрешить все вопросы, задаваемые человеку жизнью, Достоевский отказывается от
“Бога философов и ученых” и обращается к Богу “Авраама, Исаака и Иакова” [Там
же. С. 61].
Этот “живой”
Бог, Христос, столь горячо и вдохновенно любимый писателем, есть часть
троичного единства, “неслиянного и нераздельного”, что с точки зрения логики
немыслимо. Этот Христос — “намек на существование высшей системности, в которой
невозможное становится возможным, и воскресает Лазарь, и генерал, затравивший
мальчика собаками, и мать этого мальчика войдут в какое-то высшее нравственное
единство” [Померанц Г. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. — М., 1990. С.
96]. Не случайно Ф.
М. Достоевский особенно любил и ценил в Библии Книгу Иова. Подобно Иову, он
преодолевает и “дважды два четыре”, и “каменные стены”, и “законы природы”.
“Любовь, за которой стоит всемогущий Бог, уже никогда не обратится в ненависть.
Ибо Бог защитит и успокоит тех, кто не нашел защиты и успокоения ни у людей, ни
у человеческой мудрости [Шестов Л. О “перерождении убеждений” у Достоевского//
Русская литература. 1991. № 3. С. 58].
“Дело в том, — замечает С. Франк, — что та иррациональная, неисповедимая, ни в какие нормы добра и разума не вмещающаяся глубина человеческого духа, которая есть источник всего злого, хаотического, слепого и бунтарского в человеке, есть по Достоевскому, вместе с тем область, в которой одной только может произойти встреча человека с Богом и через которую человек приобщается к благоразумным силам добра, любви и духовного просветления. Ибо эта глубина — само существо человеческой личности — в последней своей основе есть то таинственное начало, которое Достоевский в одном из набросков к “Братьям Карамазовым” называет “чудом свободы” [Франк С. Достоевский и кризис гуманизма// О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881 – 1931 годов. — М., 1990. С. 397]. Это есть поистине “узкий путь”, со всех сторон окруженный безднами греха, безумия и зла. ”По-видимому, — продолжает философ, — Достоевский держался даже мнения, что духовное просветление, обретение даров благодати без опыта греха и зла вообще невозможно. Во всяком случае, он дает потрясающее своей правдой подтверждение той евангельской истины, что на небесах больше радости об одном кающемся грешнике, чем о