Пользовательского поиска
|
обычно
ограничивались констатацией влияния По на Бирса-новеллиста и не стремились к
углубленному исследованию этой проблемы. Некоторые — А. Шиллер и Э. Партридж
— обвиняют Бирса в подражательстве. Между тем, сам Бирс неоднократно признавал
воздействие По на свое творчество, называя его самым великим из американцев в
эссе “Кто велик” (“Who is great”). Эдгар По был подлинным кумиром для Амброза
Бирса, личностью, как отмечает Ван Вик Брукс, более замечательной в глазах
писателя, чем Линкольн и Вашингтон. В особенности Бирс научился у По искусству
композиции и лаконизму повествования.
Парадоксально,
но факт: ко времени вхождения Бирса в литературу (в 70-е годы XIX века) имя По
было в Америке мало кому известно. Эдгар По умер в 1849 году, так и не
добившись признания среди соотечественников. Первым достоверным биографом По
был Джон Инграм, опубликовавший в Англии четырехтомное собрание сочинений
“Edgar Poe, his life, letters and opinions” (1874 – 1875 гг.). В то время
Бирс находился в Англии, и, может быть, именно это издание обусловило столь
пристальный интерес писателя к творчеству По, ведь в нем публиковалось впервые
много фактов, документов, литературно-критических статей.
Подчас
невооруженным глазом видно сходство избираемых обоими писателями фабульных
ситуаций. Они основаны на тайне, которую рассказчик, а с ним и читатель
распутывают, опираясь на логику и наблюдательность. Повествователь очерчен
скупо и, собственно, остается персонажем незаинтересованным, бесстрастным —
вроде секретаря в суде. Читателю не следует подсказывать, пусть работает его
собственная мысль — иначе все невероятное, фантастическое, пугающее, что
заключено в повествовании, утратит слишком резкий утрированный привкус
“мистического”, перестанет восприниматься только как фантом, порожденный
разгулявшимся воображением автора.
Вслед за По, Бирс пошел по пути ограничения литературных условностей жесткой логичностью, рациональностью анализа коллизий и достоверностью конкретных деталей, наблюдений, штрихов. В этом трудном искусстве он достиг многого. Тем не менее, две враждующие стихии до конца не примирялись: масштабность увенчивающего рассказ образа-символа, которого требовала романтическая поэтика, была не в ладу с репортерской точностью описания, с