Пользовательского поиска
|
ситуация, тем
спокойнее и суше должна быть интонация автора. Когда же бесстрастие становится
не под силу самому автору, в тоне рассказа появляется кривая усмешка или даже
судорожный смех, построенный на расчете, что “шутка в мертвецкой захватывает
своей неожиданностью” (“Проклятая тварь”). Такими “шутками в мертвецкой” были
многие ранние и все посмертно изданные рассказы Твена, таковы же и гротески и
жуткие юморески Бирса, основанные на разряжающей напряжение гиперболе
намеренной нелепости.
Почти все
гротески и юморески Бирса, в отличие от его “страшных” рассказов на военную
тему, скрыто или явно пародийны. Они написаны им большей частью в ранний
калифорнийский и лондонский периоды, когда он работал фельетонистом в газете и
отдавал дань распространенной тогда в Англии и США тенденции снижения традиции.
Пародия была в моде: в Англии ей отдал дань Теккерей, в Америке — Брет Гарт и
Марк Твен. Едкий пересмешник Бирс от них не отставал. Так, пародируя
наукообразность, склонность к архаизации, любовь к стилизации, галлицизмы и
неизменные эпиграфы Эдгара По, он пишет рассказ “Человек и змея”, которому
предшествует иронический комментарий о том, что “доподлинно известно и сие
подтверждено… мужами науки, что глазу змеиному присущ магнетизм, способный
убить всякого, кто подпадет под его действие”.
Рассказ “Проклятая тварь” также написан с явным намеком на детали рассказа Эдгара По “Сфинкс — мертвая голова”. Персонаж рассказа Бирса вспоминает, что “небольшое деревцо под самым окном он на миг принял за одно из больших деревьев, стоявших поодаль…из-за искажения перспективы, но был поражен, почти испуган” и это практически буквально повторяет мысль По, “что ошибки в исследованиях обычно проистекают из свойственной человеческому разуму склонности недооценивать или же преувеличивать значение исследуемого предмета из-за неверного определения его удаленности от нас”, воплотившуюся в приключении героя, принявшего маленькое насекомое за огромного чудовищного сфинкса. Но Бирс по-своему обыгрывает эту ситуацию. “Семена наследственных суеверий, сокрытые в душе” каждого человека, к которым он относиться с иронией (судебная комиссия решает, что Моргана загрыз горный лев или же “хватила кондрашка”, а свидетель его гибели — просто сумасшедший), дают, тем не менее, в его новелле мрачные и даже трагические “всходы”: ее венчает цитата из дневника необъяснимым образом погибшего Хью Моргана:“…человеческий глаз — несовершенный инструмент; есть цвета-лучи, неотделимо входящие в состав видимого цвета, которые мы не можем различить. Я не сошел с ума. И да