совершенно неожиданные предметы уже из нашего, XX века. Радиоприборы, роботы, лаборатории, микроскопы, отдаляющие или, напротив, чудовищно увеличивающие предмет, способные превратить крохотное насекомое в ужасающее чудовище — во всем этом есть что-то от черной магии. Эти предметы приоткрывают Бирсу — а заодно и его читателям — кусочек иного, потустороннего мира. Не менее почитаемы Бирсом всяческие чучела, ружья, даже окна, подчас внушающие его героям просто мистический ужас. Магия этих вещей у Бирса физически ощутима, они приоткрывают читателю красоту инфернального, пусть косвенно, мимоходом, но намекают на существование потустороннего мира.

Нужно представлять одержимость тогдашнего американского читателя, приходившего в восторг от “готических”, “черных” европейских романов, местом действия которых были средневековые замки, руины, кладбища, где являлись выходцы из могил, — чтобы понять и оценить иронию Ирвинга в “Женихе-призраке”, в “Необыкновенных рассказах нервного джентльмена” и других новеллах. Европейская “механика ужасного” у Ирвинга сохранена: привидения ютятся в жутких старых домах, зловеще завывает буря, таинственно звучат шаги, сдвигаются стены, оживают портреты, духи появляются ровно в полночь и глухо стонут. Но все это имеет иронический или же пародийный подтекст. Так, призрак “дамы в белом” заламывает руки, подобно актрисе в дешевой мелодраме. Закоченевшее приведение отогревается у камина, оживший портрет оказывается ночным грабителем, заколдованная мебель не просто передвигается, а пускается в пляс, а таинственный “полный джентльмен”, к которому автор старательно приковывает внимание читателя, являет, садясь в карету, не свой загадочный лик, а лишь округлый зад.

Автор не верит в потустороннее и “страшное”, но это — мир вымысла, и он влечет его, как волшебные сказки “Альгамбры” с влюбленными рыцарями, прекрасными принцессами и коврами-самолетами, влечет и доставляет радость. Ее-то и дарит Ирвинг читателю и, усладив его авантюрами, занимательными ситуациями, юмором, тонкими наблюдениями, ироническими иносказаниями и политическими намеками, раскрывает “таинственное” как нечто естественное. Эта игра мысли, чувства, языка и делает обаятельными новеллы Вашингтона Ирвинга.

Бирс, в отличие от Ирвинга, не стремился “погружаться” в свой удивительный мир, чтобы отгородиться от окружающей действительности. В его творчестве, на которое оказала свое несомненное влияние его деятельность, как